Все-таки Twitter расслабляет: вместо хоть мало-мальски длинных размышлений пишешь всякую фигню в 140 символов. И долг выполнен. И все довольны. А блог простаивает, и жизнь проходит мимо. В пятницу мило так напились на корпоративке, оказалось что у нас реально сплоченный коллектив и многие нас любят, так, пожалуй, в первый раз удалось расслабиться в кругу друзей, партнеров и некоторых даже конкурентов. Вот уже год как я за рулем и корпоративное пьянство проходит мимо меня – в крайнем случае безалкогольное или наперсток коньяка, а тут – такое чудо, водка лилась рекой, равно как и разговоры. Проснулась в отличном настроении.
Кстати, поймала себя на мысли, что уж если я и так постоянно играю какие-то чужие роли, которые уже давно вытесняли мою собственную суть (то и дело задаюсь вопросом – а была ли она вообще?), то почему бы не поиграть теперь в девушку без депрессий? А то меня мои многолетние депрессии достали уже, сильно беспросветно. Коли уж научилась веселым голосом говорить в телефон «Да, я слушаю» в моменты острой ненависти и печали, то и с новой ролью справлюсь. Теперь я бодра и весела, местами даже глупа, и никаких мыслей о бессмысленности происходящего и всех этих «все мы скоро умрем». Посмотрим, как будет житься в новом амплуа. Вот собственно главная мысль, которую я вынесла из «мировой попойки».
Второе, несомненно, кинематографическое. Порадовал Джон Кьюсак, мой давнейший любимец, фильмом «America's Sweethearts», фильм времен когда Джулия Робертс еще снималась и не была счастливой матерью, год примерно 2001. Думаю, не посмотреть ли всего Кьюсака на досуге….
Третье, опять читаю Крапивина. Запоем.
Четвертое, катастрофически не хватает времени ни на что. Причем уже более организованного человека, чем я и представить себе невозможно. Очень быстро живу, очень многого хочу, очень мало из задуманного успеваю…. (продолжение следует, ушла читать книгу...)
суббота, 27 сентября 2008 г.
пятница, 26 сентября 2008 г.
среда, 17 сентября 2008 г.
Алексу
Тополиный пух летит и кружит.
Все его ругают: аллергия!
Но ведь он бывает очень нужен
Тем, кто называется "другие".
Тем, кто не обидит даже мухи,
Но бывает твердым в убежденье,
Что в летящем тополином пухе
Виден ритм планетного движенья.
Девочка с блестящей стрекозою
На плече орехового цвета
Задевает легкий пух щекою
И смеется: "Ты вертись, Планета!"...
("Дигги-тиц")
Я запомнил их на всю жизнь. Они стояли напротив нашего дома, через улицу, чуть наискосок. Ростом вымахали с пятиэтажный дом стройные, высокие, словно гигантские свечи. Четыре близнеца, четыре зеленых богатыря. Впрочем, зимою они оголялись, и тогда на фоне серого неба явственно прочерчивались устремленные ввысь ветви: толстые, тонкие, совсем нежные — с карандашик толщиной.
Но в память врезались не эти, оголенные, а те, с густою листвой тополя. В зеленую пору они бывали страшны. Иногда начинали они изгибаться вправо и влево, порождая шумный ветер, чуть ли не бурю. Они веяли грозно в течение нескольких часов кряду. И у нас под крышей все гудело, обрывались порою электрические провода, хлопали створки окон, звенели разбитые стекла. И все это — тополя!
Если бы вовремя срубили их, всегда бы стояла тихая погода и не приходилось бы прятаться дома. Из-за этих самых тополей очень часто набегали тучи. Подгоняли их именно наши тополя. Из туч били молнии, и гром грохотал над всем городом.
Когда тополя уставали, снова принимали смиренный вид, исчезал ветер, начинало светить солнце, и мы вылезали на улицу. Мы точно знали: как только начинают шевелиться листья на тополях — жди ветра. Если деревья вдруг согнулись в три погибели и резко выпрямились, значит, быть страшному ветру-урагану. А от того ветра дыбилось море, и вся округа превращалась в грохочущий ад. Люди торопились домой, ахали, охали, звали детей, игравших во дворе. А не проще ли было вовремя срубить тополя, если так уж опасна буря и от нее трясутся поджилки?
Мы с братом, в общем-то, ничего особенного против тополей не имели: пусть себе веют, пусть сносят крыши порывами ветра — это даже весело! Ведь сплошная благодать тоже надоедает...
Кто и когда посадил эти тополя?
Неизвестно кто, но одно определенно было: в прошлом веке! Со временем они раздобрели, сделались толстыми — в три обхвата, высокими очень и гибкими. Корни деревьев глубоко проникли в землю. Они разошлись и вширь — шагов на десять вокруг ствола. Это, доложу вам, были какие-то особенные тополя. Таких я в жизни не видывал!
Один наш сосед, глубокий старик, как-то сказал:
-Еще десяток таких тополей — и они сметут с лица земли все живое.
Я эти слова сам собственными ушами слышал. Не знаю, шутил он или говорил всерьез. Тогда я воспринимал всерьез, верил каждому слову: не будет же старик говорить неправду!
Рядом с тополями кто-то посадил виноград — «изабеллу». С каждым годом виноград взбирался все выше, обвивая тополя наподобие змей Лаокоона. В конце лета гроздья чернели высоко-высоко. Чтобы полакомиться ими, приходилось лазать на тополя. А это было не так-то просто. Один наш соседский мальчик свалился с дерева и несколько месяцев про¬лежал в гипсе. Но это ничего — ведь бывают же несчастные случаи, и не всем же падать. Большинству ребят везло: они набивали пазухи гроздьями и благополучно спускались на землю.
Однажды неразумные тополя так рассердились, что подняли целый ураган. Тот ураган нагнал несметное количество туч, а из туч посыпались молнии. Гром грохотал на весь мир.
Мы с братом стояли на застекленной веранде и любовались бурей. И вдруг сверкнула молния. Она прочертила небо наискосок и ударила - как бы вы думали, куда? Ну конечно, в самую макушку тополя, который стоил поближе к нам.
Тополь, как видно, не ждал этого. Он странно качнулся в сторону, отчего еще сильнее подул ветер. Потом что-то треснуло, и мы с братом грохнулись на пол — так было страшно! Мы дождались, пока затих гром, после чего поднялись и осторожно выглянули на улицу. Ничего - тополя продолжали бесноваться и нагонять бурю. Эта молния, казалось, не произвела на них никакого впечатления. Черт возьми, о чем думали эти гиганты?! Или они злы на кого-нибудь?..
Правда, вчера дети особенно резвились возле них. Один мальчик даже что-то вырезал на коре одного из тополей. Но разве можно обращать внимание на глупый поступок какого-то шалунишки? Мы с братом не без основания решили, что именно на этого шалуна и рассердились тополя.
(абхазский писатель Георгия Гулиа)
Все его ругают: аллергия!
Но ведь он бывает очень нужен
Тем, кто называется "другие".
Тем, кто не обидит даже мухи,
Но бывает твердым в убежденье,
Что в летящем тополином пухе
Виден ритм планетного движенья.
Девочка с блестящей стрекозою
На плече орехового цвета
Задевает легкий пух щекою
И смеется: "Ты вертись, Планета!"...
("Дигги-тиц")
Я запомнил их на всю жизнь. Они стояли напротив нашего дома, через улицу, чуть наискосок. Ростом вымахали с пятиэтажный дом стройные, высокие, словно гигантские свечи. Четыре близнеца, четыре зеленых богатыря. Впрочем, зимою они оголялись, и тогда на фоне серого неба явственно прочерчивались устремленные ввысь ветви: толстые, тонкие, совсем нежные — с карандашик толщиной.
Но в память врезались не эти, оголенные, а те, с густою листвой тополя. В зеленую пору они бывали страшны. Иногда начинали они изгибаться вправо и влево, порождая шумный ветер, чуть ли не бурю. Они веяли грозно в течение нескольких часов кряду. И у нас под крышей все гудело, обрывались порою электрические провода, хлопали створки окон, звенели разбитые стекла. И все это — тополя!
Если бы вовремя срубили их, всегда бы стояла тихая погода и не приходилось бы прятаться дома. Из-за этих самых тополей очень часто набегали тучи. Подгоняли их именно наши тополя. Из туч били молнии, и гром грохотал над всем городом.
Когда тополя уставали, снова принимали смиренный вид, исчезал ветер, начинало светить солнце, и мы вылезали на улицу. Мы точно знали: как только начинают шевелиться листья на тополях — жди ветра. Если деревья вдруг согнулись в три погибели и резко выпрямились, значит, быть страшному ветру-урагану. А от того ветра дыбилось море, и вся округа превращалась в грохочущий ад. Люди торопились домой, ахали, охали, звали детей, игравших во дворе. А не проще ли было вовремя срубить тополя, если так уж опасна буря и от нее трясутся поджилки?
Мы с братом, в общем-то, ничего особенного против тополей не имели: пусть себе веют, пусть сносят крыши порывами ветра — это даже весело! Ведь сплошная благодать тоже надоедает...
Кто и когда посадил эти тополя?
Неизвестно кто, но одно определенно было: в прошлом веке! Со временем они раздобрели, сделались толстыми — в три обхвата, высокими очень и гибкими. Корни деревьев глубоко проникли в землю. Они разошлись и вширь — шагов на десять вокруг ствола. Это, доложу вам, были какие-то особенные тополя. Таких я в жизни не видывал!
Один наш сосед, глубокий старик, как-то сказал:
-Еще десяток таких тополей — и они сметут с лица земли все живое.
Я эти слова сам собственными ушами слышал. Не знаю, шутил он или говорил всерьез. Тогда я воспринимал всерьез, верил каждому слову: не будет же старик говорить неправду!
Рядом с тополями кто-то посадил виноград — «изабеллу». С каждым годом виноград взбирался все выше, обвивая тополя наподобие змей Лаокоона. В конце лета гроздья чернели высоко-высоко. Чтобы полакомиться ими, приходилось лазать на тополя. А это было не так-то просто. Один наш соседский мальчик свалился с дерева и несколько месяцев про¬лежал в гипсе. Но это ничего — ведь бывают же несчастные случаи, и не всем же падать. Большинству ребят везло: они набивали пазухи гроздьями и благополучно спускались на землю.
Однажды неразумные тополя так рассердились, что подняли целый ураган. Тот ураган нагнал несметное количество туч, а из туч посыпались молнии. Гром грохотал на весь мир.
Мы с братом стояли на застекленной веранде и любовались бурей. И вдруг сверкнула молния. Она прочертила небо наискосок и ударила - как бы вы думали, куда? Ну конечно, в самую макушку тополя, который стоил поближе к нам.
Тополь, как видно, не ждал этого. Он странно качнулся в сторону, отчего еще сильнее подул ветер. Потом что-то треснуло, и мы с братом грохнулись на пол — так было страшно! Мы дождались, пока затих гром, после чего поднялись и осторожно выглянули на улицу. Ничего - тополя продолжали бесноваться и нагонять бурю. Эта молния, казалось, не произвела на них никакого впечатления. Черт возьми, о чем думали эти гиганты?! Или они злы на кого-нибудь?..
Правда, вчера дети особенно резвились возле них. Один мальчик даже что-то вырезал на коре одного из тополей. Но разве можно обращать внимание на глупый поступок какого-то шалунишки? Мы с братом не без основания решили, что именно на этого шалуна и рассердились тополя.
(абхазский писатель Георгия Гулиа)
воскресенье, 7 сентября 2008 г.
мне пора на покой, я устал быть послом ... в неритмичной стране
"Нас чему-то недоучили. Нам показали правильный путь – проживать каждый день, как последние минуты своей жизни, но тайна ради чего жить, так до сих пор сокрыта от нас. Как жить с взорванным сердцем? С этим обостренным восприятием действительности? Как жить, постоянно видя несоответствие, несовершенство? Жить, видя бездомных собак, покалеченных голубей, дебильных детей и алкоголичек-матерей, видя, как лучшие умирают от недопонимания, как понимающие умирают от рака, как любящие теряют друг друга, как безразличные клянутся перед алтарем в вечной любви, а мир тем временем проходит мимо. Научите меня, как жить дальше или отпустите меня на покой" (для Дэвида Горвилда).
пятница, 5 сентября 2008 г.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)