пятница, 24 декабря 2010 г.

Канун Рождества


Сегодня - канун Рождества. В качестве моего всем подарка - перевод статьи Нила Геймана

Ханука с бубенцами
(опубликовано 21 декабря 2008 года
на сайте www.independent.co.uk)

Не помню, что бы я просил о чем-то в детстве с большей страстью, чем мы с сестрой молили о Рождественской елке.

Родители наши всегда отвечали отказом: “Мы - евреи”, - говорили они. - “У нас нет Рождества. Мы отмечаем Хануку”.

Но и после этого наши мольбы не стихали. Ханука не могла заменить нам Рождество. Мои родители, не то что их папа с мамой, то и дело забывали и о Хануке, и даже когда моя мать и вспоминала о празднике, мы, дети, видел менору и свечи, а вовсе не Рождественскую ель. Мои родители соблюдали кошерность, ходили в синагогу по праздникам, но это было само собой разумеющимся. Наши же бабушка и дедушка были настоящими евреями. Родители - не были особенно религиозными, в то время когда мы, дети, и вовсе были евреями-так-себе. И мы понимали, что евреи из нас получаются плохенькие еще и потому, что мы уж очень мечтали о Рождественской елке.

Рождество было повсюду вокруг нас. Когда мне исполнилось восемь, мне предложили на выбор сыграть или пастуха, или волхва в Рождественской пьесе. Я был весьма развитым ребенком, много читал, так что я ввязался в спор с учителем начальных классов, подчеркнув, что в пьесе могут быть или волхвы или пастухи, но никак не оба персонажа одновременно, так как Евангелия от Луки и Матфея просто дают разные определения. Будучи женщиной мудрой, учительница не стала обсуждать теологию с восьмилеткой, наоборот сказала, что как первый пастух, я буду еще читать и текст “от автора” и всевозможные описания, и, что бы не потерять сюжетную линию, я прикусил свой язычок.

Одним из подтверждений нашей с сестрой победы за Рождество стали Рождественские подарки. И не важно, что моя мама писала “Счастливой Хануки” на альбоме “Доктора Кто” с Уильямом Хартнеллом и Патриком Торнтоном на обложке: книжка попадала к нам именно в Рождество, в наволочке, набитой подарками. А то, как именно назывался подарок уже не важно: уж коли у нас есть добыча, то какая разница, что на ней написано.

Мы не завидовали друзьям за их Рождественские подарки. Мы завидовали за елку. Именно обладание елкой делало Рождество Рождеством. Оно не имело ничего общего с волхвами или пастухами. Это было не то, что нас волновало. Только елка, украшенная мишурой, стеклянными шарами, бубенцами и со звездой на самом верху. Мы просили о ней и молили, со всей возможной страстью, мы не сдавались. И мои родители не сдавались. В их детстве не было Рождественской елки, их родители тоже не одобряли подобные затеи. “Ты не можешь быть евреем”, говорила моя мать, - “и ставить Рождественскую ель”.

Я был развитым ребенком, я много читал и я нанес свой удар. “Но это не Христианский обычай”, - сказал я.

“Я думаю, что ты понимаешь, что он”, сказала моя мама. “Именно поэтому они называют их Рождественскими елками!”.

“Это”, ответил я ей, гордо и запальчиво, “всего лишь языческий пережиток. Это деревья. То, что люди приносят елки в свои дома в период зимнего солнцестояния и украшают их, не имеет ничего общего с Христианством. Такая традиция берет свое начало еще с языческих времен.”

Я не имел точного представления о том, почему елке лучше стать языческой традицией, но я надеялся, что так будет лучше, и это пошатнуло уверенность моей мамы. Она, как и моя учительница, знала, что лучше не обсуждать теологию с восьмилеткой.

Что оказало влияние, моя ли аргументация, как я думала в те времена или (что более вероятно теперь) огромные влажные глаза моей сестры и подрагивание ее нижней губы, я точно не знаю, но мой отец отправился на ближайший рынок, выбрал для нас Рождественскую елку и принес домой. Мы ее украсили и успокоились. Выиграв битву за Рождественскую ель, мы победили и во всей войне за Рождество. Мой отец даже одел костюм Деда Мороза в канун Рождества и огромную ватную бороду, что бы положить наши подарки между кроватей.

Мы изо всех сил претворялись спящими.

“Что это было?” - спросил я у сестры, когда он ушел.

“Да это просто папа”, прошептала она.

“Ты уверена?”

“Да он же был в одежде Дедушки”, серьезна ответила она, - “Конечно же это он!”

Самое замечательное в таком Еврейском Рождестве было то, что нам не надо было верить в Деда Мороза. Но у нас осталась Рождественская ель. Ее обычно покупали в последнюю субботу перед Рождеством, вплоть до окончания моего детства.

Другие же наши, более ортодоксальные двоюродные братья, оставались бездеревщиной, они оба были поражены и шокированы нашими переменами. Но мы - мы были счастливы. У нас было прекрасное Еврейское Рождество. Все были довольны.